ОКРАИНЫ МОЕГО ДЕТСТВА | Наука и жизнь
И дым Отечества нам сладок и приятен.А. С. Грибоедов
Наука и жизнь // Иллюстрации
Фрагмент карты Москвы 1925 года.
1926 год. Ирочка Крюкова под рождественской елкой. Через год или два елки как рассадник религиозного дурмана запретили. (Справа виден диван в стиле модерн, тот самый…)
Ира (вторая слева) с мамой (сзади), тетей (слева) и сестрами во дворе дома в Брошевском переулке.
Такими домами был застроен Брошевский переулок в 1920-х годах.
Дом 2/6 был самым высоким в Брошевском переулке. На месте кафе и гастронома в 1920-х годах располагалась аптека Мау.
Стена и храм (справа) Покровского монастыря, многие годы служившего главной усыпальницей московского купечества. Теперь на месте монастырского кладбища – парк и стадион.
Эти дома в Брошевском переулке сохранились с XIX века.
Калитниковское кладбище. Братская могила павших в Великой Отечественной войне. Мемориала жертвам репрессий на кладбище нет.
Иерусалимская церковь перестроена до неузнаваемости.
‹
›
Открыть в полном размере
Мое раннее детство пришлось на 20-е годы прошлого века. Семья жила в Брошевском переулке (он до сих пор сохранил свое название) – это между заставами Покровской (по Покровскому монастырю, затем снесенному) и Спасской (по Ново-Спасскому монастырю на берегу Москвы-реки, ныне возрожденно му). Заставы уже тогда переименовали в Абельмановскую (в честь революционера Абельмана) и Крестьянскую. За Камер-Коллежским валом были сплошь деревянные дома, на весь переулок лишь два кирпичных в три этажа. Один из них – аптека Мау (по-видимому, немец ранее держал аптеку). Долго эта аптека сохраняла свое название: “пойду к Мау”, “купить у Мау”. “Удобства” хотя по большей части в домах были, но без канализации и водопровода, так что периодически появлялась благоухающая бочка с черпаком на телеге, и весь переулок знал, у кого сегодня чистят. В баню у Спасской заставы ходили семьями, со своими тазами.
Бабушкин дом деревянный, но оштукатуренный, и в детстве я не могла поверить, что он не каменный. Когда-то при жизни деда, до революции, оба этажа (шесть комнат на каждом) занимала вся семья: дети разных возрастов и родители – степенные бабушка и дед. Будучи купцом, дедушка держал лесной склад. Под конец жизни, в 1917 году, торговал “хорошим товаром” – паркетом и другими подобными вещами. Вошел во 2-ю гильдию. Всем детям, кто хотел, дал образование. Во время революции прогрессивно настроенные массы стали крушить все подряд, сожгли и дедовы склады. Он сокрушался, недоумевая: “Зачем уничтожать хорошее? Я бы так все отдал”.
Как раз перед, революцией дедушка задумал построить каменный дом, заказал проект архитектору. Не успел. И слава богу: все мало-мальски приличные дома по переулку к концу 1920-х годов отобрали у “чуждых элементов”. А жильцов, в том числе и моих подружек, выслали в далекое неведомое Черкизово. Это было горестно и страшно.
Дедушка умер в 1918 году, за два года до моего рождения, и похоронен на кладбище Покровского монастыря, где был ему поставлен большой памятник из черного мрамора.
Вскоре после разрушения монастыря все памятники (многих поколений москвичей) вырыли и куда-то увезли. Не распилами ли с них облицовывались цокольные этажи правительственных учреждений (тогда как раз строилось новое здание ОГПУ)?
Землю разровняли и устроили на кладбище парк отдыха. Зимой заливали каток, и мы, уже школьники, ходили туда кататься. Каково было видеть моей глубоко верующей бабушке, что ее внучка катается на коньках на могиле своего дедушки!
Брошевский переулок – прямая дорога на городскую бойню. По булыжной мостовой грохотали подводы, накрытые рогожей. А еще это была дорога к двум церквам – Иерусалимской, красного кирпича шатровой церкви; в нее ходила бабушка, а под Пасху водила и меня (церковь снесли сразу после революции), и Калитниковской, при которой и ныне существует кладбище.
После смерти деда жизнь семьи сильно изменилась. Бабушку записали в “лишенцы” – лишенный избирательных прав нетрудовой элемент, домовладелица. Дети выросли, разъехались, и бабушка сдала жильцам весь первый этаж. Там поселились три семьи.
Одна – вполне благопристойная семья бухгалтера с большой охотничьей собакой Альмой: он был еще и охотником. Его жена, тетя Лиза, – портниха весьма местного значения, а их сын Жека, мальчик моего возраста, – неизменный участник наших игр.
Во второй квартире жила красивая злая старуха, по-видимому, “из бывших”, со своей племянницей, старой девой, которую, по слухам, бивала. Старуху эту мы, дети, боялись и не любили. Она выпускала погулять своего черного кудлатого пуделя Муфку и частенько вступала с бабушкой в религиозные диспуты. Вспоминаю ее гневно сверкающие глаза, всегда призывающие к карам за какие-то прегрешения по духовной части. Моя кроткая бабушка-христианка ей слабо возражала. Муфку мы любили, своих собак у нас не было, была только кошка, которую за полную безликость так и звали “серая кошка”.
Хорошо помню колоритную семью Шершовых. Это было подлинное “дно”: в большой комнате и кухне с русской печкой всегда что-то кипело, ужасно пахло, бегали дети, а позже и внуки, все истошно кричали друг на друга. Отец семейства – Семен, по прозвищу Сенька-граммофонщик (чинил граммофоны, а в промежутках пьянствовал). Вечно пьяный, оборванный и грязный, он был ко мне очень дружелюбен. Помню его добрые глаза, какие-то ласковые слова. Кончил он плохо, по пьянке. Подробностей не помню.
Старший его сын уже посидел в тюрьме за воровство, а две старшие дочери, одна просто красавица, вечерами, сильно накрашенные, куда-то исчезали…
Среднюю их дочь Клашу, сопливую, вшивую и косноязычную (Каську), я обожала. Мы были одного возраста, примыкал к нам и Жека, но Каська была превыше всего. Играли у нас, в большой комнате (“маленькой зале”), бесконечно. А когда мне наряжали елку, мы садились на пол на ковер, и это было счастье. Однажды после визита Каськи обнаружили, что развешанные на ветвях крымские яблочки обгрызаны со всех сторон.
Зимой в отпуск приезжал мой отец Николай Иванович Латышев, позднее известный паразитолог, член-корреспондент Академии медицинских наук. Тогда он был военным врачом в госпитале в Ташкенте. В Москве встречался с коллегами, катался на лыжах: прямо от нашего переулка по пути к церкви и на кладбище лежала огромная заснеженная поляна.
К Новому году покупали подарки у “Мюра” (знаменитый тогда магазин “Мюр и Мерилиз”, ныне ЦУМ на Петровке). И моей Каське обязательно тоже – чулки, рубашонки: не мог мой отец созерцать огромные дырки на ее чулках и кофтах. Подаркам она радовалась, но не проходило и недели, как такие же дырки сверкали на новых чулках. Хотя уже начался НЭП, жили скудно, перед НЭПом совсем было плохо (я-то этого не чувствовала, для меня все на Спасском рынке покупали). Отец прислал бабушке денег на покупку козы. Ее купили и водворили в маленький сарайчик во дворе. Меня стали поить молоком. Помню обсуждение этого события у Шершовых: “Вот почему Ариша-верховая (мы жили на втором, хозяйском этаже) такая румяная, хорошая? Потому что она козлиное молоко пьет”.
Вероятно, это самое “козлиное” молоко действительно укрепило мое здоровье: родилась-то я в голодном 1920 году. Впрочем, каждое лето меня отправляли к бабушкиной старшей дочери в маленький уездный город Лихвин на Оке. Она вышла замуж за уездного врача Ф. И. Лисицына, основавшего там больницу, которая стоит и поныне. У Лисицыных было большое хозяйство с садом.
В нашем переулке ютились и другие мелкие ремесленники. В доме напротив жил картузник, с его дочкой, тоже Клавдией, мы дружили. За стенкой бабушкиного двора находилась фабричонка костяных пуговиц: когда привозили “сырье” – неотмытые кости, во двор лучше было не выходить, такой шел от них смрад. Ходили разносчики, выкликая нараспев: “Кавказская шаркварва-а-а-а…” – род сахарной ваты. Мне давали пятак, и я получала вожделенный кулек. Некоторые старьевщики были с творческой выдумкой. По переулку из конца в конец разносилась песня (первые строчки не помню): “Ой вы, бабы, ой вы милки, собираю я бутылки”. Со смехом, но выносили: реклама – двигатель торговли.
У бабушки всегда жили племянницы и племянники, крестники из европейских городов и из Сибири. В то смутное и неустойчивое время они приезжали учиться, искать работу, а некоторые приживались у нас на долгие годы. Одна комната так и называлась: “комната мальчиков”, туда я частенько забегала. Однажды, года в три, я совершила неслыханное злодеяние: мой двоюродный дядя Валентин (Тинка, как его называли взрослые), в ту пору студент Межевого института, готовил дипломный проект. На столе были разложены листы с чертежами: завтра защита. Я в своем неизбывном любопытстве и резвости посмотрела на эти непонятные картинки, взяла пузырек с тушью и аккуратненько вылила ее на весь проект. Сама я не помню этого эпизода, но у взрослых он запечатлелся: не произнеся ни слова, Тинка снял испачканные листы, наколол новые и принялся чертить. Он чертил всю ночь! Но не помню, чтобы я понесла какое-нибудь наказание.
Вся семья вместе с “мальчиками” и племянницами вечером садилась за большой стол в столовой – комнате с бабушкиным иконостасом, традиционными тропическими растениями у окон и большим книжным шкафом, за стеклом которого размещались всякие портреты – семейные, дочерей-гимназисток в форменных платьях в одиночку и группами, племянников-крестников в студенческих тужурках.
..
Я любила эти сборища за столом. Особенно на Пасху и Рождество, когда пекли что-нибудь вкусное. И, по-видимому, иногда досаждала взрослым. Тинка (ох уж этот Тинка!) тогда говорил: “Ариша, пойди, посмотри, не грызет ли Тузик ножку у стола?” (позднее я прочитала это же у Веры Инбер). И хотя я знала, что никакого Тузика у нас нет, “покупалась” сразу и шла смотреть. Однажды, вот так удалившись из-за стола, я зашла в кухню и остолбенела: людоед-великан из книжки про Мальчика-с-пальчика в издании Сытина по пояс всунулся в зев нашей русской печки! Одет он был, как в той книжке: желтые высокие сапоги, ярко-синие штаны и рубаха в красную и розовую полоску навыпуск. Онемев от ужаса, я тихо вернулась в столовую. Кажется, я даже что-то сказала, вроде: “Там великан”. Но на это никто не обратил внимания. Вот такая галлюцинация. До этого раньше, года в два с половиной-три, я также вдруг увидела, как из стены прямо из обоев выдвинулась волчья голова и стала медленно поворачивать ко мне морду.
Вспоминаю домашние музицирования, моя любимая тетя Лёля (я называла ее Нень) – за роялем, а ее братья – Тинка и Лёка, один со скрипкой, а другой с нотами в руках (тенор!), пытались организовать трио, уж как бог на душу положит.
Но однажды я застала тетю Лёлю, всегда такую веселую и приветливую, безутешно рыдающей в подушку. Я стояла перед ней, растерянная, пока мама не увела меня: “Не мешай, ей очень плохо. Видишь кольцо на пальце? Оно ей очень давит”. Уже потом, будучи взрослой, я поняла эту метафору: любимый ею человек погиб во время Кронштадтского мятежа. В тот день, по-видимому, она и узнала о трагедии.
В годы моего детства вокруг домов были заборы, но мы собирались компаниями, играли по всем дворам в казаки-разбойники, в прятки, с девочками водили хороводы под песню “в этой корзиночке много цветов, я набрала их из разных садов”.
Затем водящий выбирал себе цветок, который становился в круг, – и так бесконечно. Прыгалки, классики – это все весной. Немудреные игры на воздухе учили нас общению друг с другом и каким-то спортивным навыкам: ведь прыгали через веревочку, бывало, по часу и более. Правда, кроме Жеки, никто из мальчишек не принимал участия в этих играх.
Подростки постарше развлекались по-другому. Помню такую сцену: барышня стоит у ворот своего дома, а парень – у своего, через дом. Что-то, видно, не поделили. Он ей – на всю улицу: “Параституция-а-а-а!!!”, а она ему в ответ все по-непечатному, по-непечатному…
Такая вот у нас была жизнь в Брошевском переулке за Камер-Коллежским валом.
Еще отмечу примечательную особенность нашей семьи – бережное отношение друг к другу. Мои мама и тетки были начисто лишены того, что теперь так захлестнуло всех: вещизма. Они отличались редкой терпимостью к изменившейся жизни, не вспоминали с тоской: “Ах, как мы одевались, как красиво мы жили!” Когда мне было лет семь, у бабушки описали и увезли за долги по налогам всю уцелевшую мебель – два письменных стола карельской березы, диван в стиле модерн, трюмо с подзеркальником и что-то еще.
Для меня это стало катастрофой мира моего детства: сколько игр переиграно на этом диване, сколько нарядов принцесс и фей придумано перед этим зеркалом! А мама сказала: “Ну и что? Чем тебе этот диван так дорог? Это плохой стиль – модерн начала века”. После революции этот стиль был не в моде. А теперь, когда я иду мимо творений Шехтеля (особняк Рябушинского, дом Морозовой и т. д. как раз в этом стиле), я вспоминаю ее слова и удивляюсь: действительно, тогда они имели другие идеалы и стремления.
Мама работала педиатром и весь день по вызовам оказывала помощь на дому, а в Первую мировую она сопровождала санитарный поезд. Тетя училась во ВХУТЕМАСе – по росписи фарфора. Происходящие в стране события они воспринимали как-то спокойно, без нервов. Только бабушка однажды дала понять свое ироническое отношение к действительности. Пытаясь разбудить старшего сына, она пропела ему: “Вставай, проклятьем заклейменный”. Он вскочил с негодованием: “Мамаша, да вы что? Да нас же расстреляют!” – “А что, – говорит, – ведь это ваш гимн”.
В восемь лет меня отдали в школу – известную в Москве бывшую гимназию г-жи Лебедевой. Там когда-то учились и мама, и мои тетушки. Действительно, школа была очень хорошая, со старыми крепкими устоями. Находилась она на Таганке, откуда начинался “город” (так и говорили: “поеду в город”). Теперь и я приобщалась к городу из своего захолустья.
Но я должна добавить еще один эпизод. В третьем классе (или в четвертом?) после школы мы с группой приверженных мне мальчиков имели обыкновение шататься по переулкам и бульварам нашего района. Домой идти не хотелось. И вот ранней осенью – это было настоящее “бабье лето”: синее небо, солнце, золотые листья, тепло – ребята предложили пойти на Калитниковское кладбище. В тот еще достаточно патриархальный век мне ничто не угрожало. Погуляли по кладбищу. Мальчики мне говорят: “Пойдем подальше, мы тебе такое покажем!” Пришли в конец кладбища. Пустая широкая поляна с взрыхленной в комьях землей, вьются мухи – нехорошие, мясные, со спинкой, переливающейся зеленью.
“Знаешь, что здесь? Сюда мертвецов привозят целыми грузовиками – вот он видел”. – “Да, я видел, – говорит, – вываливают в ямы и забрасывают землей. Одну женщину прямо подцепили и бросили”.
Ну как же я не ужаснулась и не задалась вопросом, откуда же их привозят так часто и в таком количестве? И женщин? Это было что-то такое, что осмыслить в наши десять лет мы не могли. А потом, после 1986-1987 годов, когда появились сообщения о массовых расстрельных захоронениях в Бутове, под Орлом и во многих других местах, я вспомнила нашу ту прогулку по кладбищу в 1930 году (может быть, в 1931-м). Вот что это, оказывается, было! Но 1930-е – 1931-е годы? Так рано? Да. Так рано.
Уже давно застроен панельными домами Брошевский переулок. Не стало переулков,
которыми я ходила в школу, вместо них возникли магистрали с многоэтажными домами;
проложены Рязанский и Волгоградский проспекты… но отчего я во сне так часто
вижу те дворы, поросшие травой и одуванчиками, и убогие деревянные домики моего
детства?
Страх и ненависть спальных районов Почему типовая застройка российских городов превращает их в гетто: Общество: Россия: Lenta.
ruЗа последние полвека в нашей стране произошли колоссальные социальные изменения: миллионы людей переселились из деревень в города, а в самих городах — из бараков и коммуналок в отдельные квартиры многоэтажных домов спальных районов. Как ускоренная урбанизация повлияла на российское общество? Почему массовая типовая застройка уродует города и их пригороды? Чем опасно разрастание многоэтажных жилых кварталов? Почему в советские времена строились преимущественно пяти- и девятиэтажные дома? Какая высота жилого дома оптимальна для здоровья человека? Об этом «Ленте.ру» рассказал доцент Высшей школы урбанистики НИУ ВШЭ, кандидат архитектуры Виталий Стадников.
Россия районов и кварталов
«Лента.ру»: Правда ли, что подавляющее большинство населения современной России живет в типовых многоэтажках?
Виталий Стадников: Да, это так. Примерно три четверти городского населения нашей страны проживает именно в многоэтажных многоквартирных домах. Учитывая, что на города приходится около 80 процентов всего населения России, то такой тип жилья действительно для россиян является основным.
В этом мы отличаемся от большинства других стран мира.
Почему так получилось?
Это сложилось еще при Хрущеве, взявшем курс на быстрое массовое строительство жилья для населения. С одной стороны, программа была очень успешной, поскольку никогда до этого в истории нашей страны в такой короткий срок (20-30 лет) не происходило столь массового переселения людей в индивидуальное жилье. В то же время это привело к чудовищным последствиям в отношении качества сформированной городской среды и, соответственно, к тяжелым социальным последствиям.
У нас до сих пор господствует устаревшее представление о жилье как об убежище, а под качеством жилой среды подразумевается своя квартира с собственным холодильником и унитазом, за дверями которой можно плевать и мусорить. Но сегодня жилье должно быть полноценным элементом городской среды, от которой теперь в значительной степени зависит качество жизни людей.
Качество самой городской среды от чего зависит?
От морфологии городской застройки: индивидуальные жилые дома, таунхаусы (малоэтажные жилые дома на несколько квартир — прим.
«Ленты.ру»), среднеэтажная плотная застройка дореволюционного типа, квартальная застройка 1950-х годов и застройка многоэтажными микрорайонами. Но именно микрорайонный морфотип застройки и доминирует в современной России: от пятиэтажных «хрущевок» до 17-24-этажных высотных муравейников, которыми застроены окраины Москвы, Петербурга и других крупных городов.
Москва. Спальный район
Фото: Олег Никишин / «Коммерсантъ»
Почему эти районы называют спальными?
Потому что массовая многоэтажная застройка, вмещающая в себя основную долю населения, предназначена только для жилья и ни для чего другого. Выйдя из дома, обитатель спального района стремится поскорее вырваться оттуда — либо в центр на работу, либо в ближайший торгово-развлекательный центр. Отсюда пресловутая маятниковая миграция и пробки на дорогах.
Хрущевки и брежневки
Действительно ли идея массовой типовой застройки городов при Хрущеве была позаимствована с Запада?
Конечно. Концепция поточно-массовой застройки возникла еще в 1930-х годах в странах Западной Европы — в Германии, Нидерландах и Франции.
Правда, повсеместное распространение на Западе она получила только после Второй мировой войны, на рубеже 1940-1950-х годов. Например, в той же Франции в это время панельными домами были застроены многие города. Но уже в конце 1960-х и начале 1970-х годов эти районы стали постепенно сносить — власти европейских стран быстро поняли, что в долгосрочном плане панельная застройка порождает огромные проблемы.
У нас большинство хрущевок стоят до сих пор. Хрущевки — это кристаллизованная форма чисто утилитарного сознания, противостоящая эстетическому пониманию архитектуры и городской среды. Краткосрочную задачу они, конечно же, решили — миллионы людей переселились из бараков и коммуналок в отдельные квартиры. Ради этого Хрущев фактически запретил архитектуру. Известно, что высотка МГУ на Воробьевых горах с ее лепниной, мозаикой и колоннами обошлась в сумму, на которую можно было построить город из пятиэтажных панельных домов на сорок тысяч жителей.
На какой срок эксплуатации были рассчитаны хрущевки?
Первые серии — на двадцать пять лет, более поздние — на пятьдесят, но при надлежащем уходе они смогут простоять еще долго.
Главная проблема с хрущевками заключается в том, что с каждым годом эксплуатации стоимость их обслуживания будет лишь расти. Поэтому когда-нибудь неизбежно встанет вопрос об их сносе, тем более что они давно устарели морально.
Сколько эти хрущевки могут еще простоять?
Пока арматура в несущих конструкциях не проржавеет. Потом они начнут просто складываться. Но это если за ними не следить надлежащим образом.
Каков запас прочности у более поздних многоэтажек, построенных при Брежневе?
Я не исключаю, что при хорошем содержании значительно больше заявленного срока эксплуатации. Вопрос в другом — брежневки тоже морально устарели.
Москва. Снос пятиэтажного жилого дома на Ярцевской улице
Фото: Анатолий Жданов / «Коммерсантъ»
Почему в СССР строились в основном пятиэтажные и девятиэтажные дома? Экономили на лифтах?
Да, это правда. По градостроительным нормам для жилого дома свыше пяти этажей требовался лифт, а свыше девяти этажей — еще и грузовой лифт.
Эти нормы, кстати, действуют до сих пор. Экономия на лифтах могла быть оправданной лишь в плановом хозяйстве, когда в расчет не принималось воздействие такой застройки на городскую среду и другие факторы.
Почему затем стали строить высотные дома в 17 и 24 этажа?
Потому что появились технологии, позволившие в массовом порядке строить дешевые высотные дома.
Говорят, что у жителей высотных домов повышенный риск сердечно-сосудистых и нервных заболеваний и даже существенно выше склонность к самоубийствам.
Высотные дома действительно психологически давят на человека. Известно, что для сердечников проживание на верхних этажах, начиная с восьмого, чревато обострением проблем со здоровьем. Да и для здоровых людей жить высоко тоже не очень комфортно с медицинской точки зрения.
Какое количество этажей оптимально?
Примерно на высоту дерева — пять-семь этажей. Но проблема не только в этом. Построенные из многоэтажек спальные районы наносят колоссальный вред городу.
Общество чужих людей
В чем этот вред?
Они формируют унылую депрессивную среду обитания, которая плодит своих маргиналов и притягивает чужих. Но любое маргинальное население ничего не дает городу, а только потребляет его ресурсы.
То есть районы массовой типовой застройки формируют в наших городах гетто?
Безликая, депрессивная и во многом античеловеческая среда многоэтажных микрорайонов действительно способствует формированию в них криминогенной обстановки. На Западе с этим столкнулись давно: например, в США в 1972 году в городе Сент-Луис снесли жилой комплекс «Пруитт-Айгоу», который считался шедевром модернизма, но постепенно превратился в самое настоящее гетто. Американские власти тогда поняли, что такого рода социальное жилье приносит больше проблем, чем пользы. У нас сейчас складывается аналогичная ситуация, но она осложняется тем, что ее уже не исправить столь радикальным способом, как в США.
Снос «Пруитт-Айгоу»
Фото: By Michael J. Baldridge / s68 / Zuma / Globallookpress.
com
Почему?
Потому что значительная часть жилого фонда в нашей стране приватизирована. Попробуйте выселить законного собственника жилья из его квартиры, чтобы снести дом. У нас в этом смысле почти тупиковая ситуация.
Можно ли сказать, что советская урбанизация, когда в города переселились миллионы вчерашних крестьян, во многом сформировала современное российское общество?
Конечно, агрессивная безликая среда панельных муравейников, в которой и сегодня живут россияне, оказывает определенное воздействие на их поведенческие установки. Она формирует у них тотальную отчужденность и индивидуализм в самом худшем смысле. Эта среда не способствует общению людей — жильцы многоэтажных домов зачастую не знают даже своих соседей по лестничной клетке. Дворы в таких домах не выполняют свою главную функцию пространства социализации, а служат лишь промежуточной зоной между квартирой и улицей.
Поэтому наше общество такое разобщенное и в нем так трудно выстроить устойчивые горизонтальные связи?
В том числе и поэтому.
Попробуйте хотя бы объединить двести хозяев квартир в ТСЖ, чтобы самостоятельно содержать свой дом и прилегающую к нему территорию. Двадцать человек в подъезде пятиэтажного дома хоть как-то могут самоорганизоваться, но двести человек в многоэтажке — вряд ли.
Жилищное гетто
Можно ли вообще решить эту проблему?
Нужно срочно менять нынешний вектор строительства в российских городах с массового типового жилья экономкласса на более сбалансированный тип застройки, ориентированный на повышение качества городской среды. Застройка должна быть разнообразной: индивидуальная, таунхаусы, малоэтажные дома. Строительство многоэтажных домов тоже может продолжаться, но не должно доминировать.
Однако сейчас, как и в советское время, все оглядываются на планы по вводу жилья. Огромное число квартир в новых домах сейчас стоят пустыми, поскольку их зачастую покупают не для проживания, а для вложения денег. В Москве, например, пустует примерно десять процентов жилого фонда.
Все должны понять, что строительство и развитие — это не одно и то же.
Пять последних лет благоустройства центра Москвы принесли ей гораздо больше пользы, чем предыдущие двадцать лет бездумного строительства жилья. Нужно сосредоточиться на проблемах ЖКХ и повышении качества городской среды, а у нас до сих пор гонятся за квадратными метрами и плодят новые спальные районы.
Новая Москва в районе аэропорта «Внуково»
Фото: Анатолий Жданов / «Коммерсантъ»
Чем это грозит?
Массовая типовая застройка приводит к неэффективному использованию земли. Те 17-этажные монстры, которые сейчас заполонили пригороды Москвы, по выходу квадратных метров с гектара ничуть не эффективнее плотной малоэтажной застройки в центре столицы. В Подмосковье бывшие колхозные поля и зеленые пояса вокруг столицы сдаются под застройку самого отвратительного качества, не обеспеченную коммуникациями и социально-экономической инфраструктурой.
Та же самая проблема и в других городах. Это похоже на яблоки со сгнившей сердцевиной. Окраины застраиваются многоэтажными домами, а исторический центр ветшает, поскольку весь бюджет уходит на новостройки и на поддержание в приемлемом состоянии существующего жилого фонда ничего не остается.
Города расползаются, но не в виде американских субурбий (от латинского. suburbia — «пригород» — прим. «Ленты.ру») с ее комфортной для человека средой обитания, а в форме чудовищных безликих многоэтажных муравейников.
Какое будущее ждет нынешние спальные районы? Их придется когда-нибудь сносить, как в Сент-Луисе?
Я не знаю, что с ними можно сделать. Сейчас спальные районы еще не похожи на гетто, поскольку наше общество пока остается смешанным. Но уже в последние годы в Москве заметны процессы территориального размежевания между бедными и богатыми. Известно, что на западе и юго-западе столицы проживает более зажиточное население, в восточных районах — бедное, а юго-восток уже давно считается непрестижным и неблагополучным. Такая социальная сегрегация с превращением отдельных районов Москвы в настоящие гетто в будущем лишь усилится, если продолжится порочная советская градостроительная политика по возведению в городах джунглей из многоквартирных типовых домов.
Может быть, поэтому нынешнее российское общество воспроизводит многие стереотипы советского поведения?
Советское общество — это совокупность бесправных людей, а спальные районы — это их среда обитания.
В состоящем из таких районов городе вся жизнь его обитателей скучна, уныла и однообразна: в будни дорога на работу и обратно по автомобильным пробкам, в выходные выезды в гипермаркеты за покупками, а остальное время — перед телевизором или за компьютером. Если нашим властям выгодно и дальше плодить бесправное и озлобленное население, то многоэтажные микрорайоны — как раз то что надо.
Характеристики, причины и последствия расползания моделей развития в Соединенных Штатах
Benfield, F.K. et al . Когда-то здесь были зеленые поля: как разрастание городов подрывает американскую окружающая среда, экономика и социальная ткань. (Нью-Йорк: Совет по защите природных ресурсов , 1999 г.).
Броды, Южная Дакота Экосистема Планирование во Флориде: Решение региональных проблем путем принятия решений на местном уровне . (Олдершот, Великобритания: Ашгейт Пресс, 2008).
Броды, С.Д. и др. . Измерение принятия местного разрастания
политика планирования сокращения во Флориде.
Журнал
отдела планирования образования и исследований 25 ,
294-310 (2006).
Брюкнер, Дж. К. Разрастание городов: диагностика и меры. Международный Региональное научное обозрение 23 , 160-171 (2000).
Берчелл, Р. В. и др. Затраты на разрастание пересмотрены. Отчет 39. Программа совместных исследований в области транзита, Совет по исследованиям в области транспорта. (Вашингтон, округ Колумбия: National Academy Press, 1998).
Каррутерс, Дж. И. Рост на периферии: влияние политической раздробленности в Соединенных Штатах мегаполисы. Бумаги в Краеведение 82 , 475-499 (2003).
Каррутерс, Дж. И. и Ульфарссон, Г. Ф. Фрагментация и разрастание: данные межрегионального анализа. Рост и изменение 33 , 312-340 (2002).
Цеслевич Давид
J. Воздействие расползания на окружающую среду.
В Разрастание городов: причины, последствия и
Политические ответы. изд. Сквайрс, Г. (Вашингтон, округ Колумбия: The Urban Institute Press, 2002).
Дэниел, Т. Когда Столкновение города и деревни: управление ростом на окраине мегаполиса . (Вашингтон округ Колумбия: Island Press, 1999).
Дэниелс, Т. Смарт Рост: новый американский подход к региональному планированию. Практика планирования и исследования 16 , 271-279 (2001).
Дюрксен, К. Эллиот Д. и соавт. Защита среды обитания Планирование: где дикие твари , Консультативный отчет по планированию APA No. 470/471. (1997).
Данфи, Роберт Т. и др. номер . Выход из тупика: пробки и разработка . (Вашингтон, округ Колумбия: Институт городских земель, 1997).
Дуайер, Джон Ф. и Чайлдс, Г. М. Движение людей по ландшафту: стирание различий Между территориями, интересами и проблемами, влияющими на природные ресурсы Управление. Ландшафт и городское планирование 69 , 153-164 (2004).
Юинг, Рейд. Лос
Желательно разрастание в стиле Анхелеса? Журнал
Американской ассоциации планирования 63 ,
107–126 (1997).
Фултон, В. и др. др. Кто больше всех расползается? Как модели роста различаются в США Институт бронирования, Центр городской и городской политики, 2001 г. Доступно в Интернете. в: .
Галстер, Г. и др. Борьба на земле: определение и измерение неуловимого концепция. Дебаты по жилищной политике 12 , 681-717 (2001).
Гиллхэм, Оливер. Безграничный город: учебник для начинающих Развернутые дебаты. (Вашингтон, округ Колумбия: Айленд Пресс, 2002).
Heimlich, Ralph E., and Anderson, W. D. Развитие городской окраины и за ее пределами: последствия по сельскому хозяйству и сельским землям. Отчет № 803. (Служба экономических исследований Министерства сельского хозяйства США: Вашингтон, округ Колумбия, 2001 г.).
Хиршхорн, Джоэл С. Окружающая среда, качество жизни и рост городов в условиях новой экономики. Управление качеством окружающей среды 10 , 1-8 (2001).
Кан,
Мэтью Э. Воздействие пригородов на окружающую среду.
Журнал
отдела анализа политики и управления 19 ,
569-586 (2000).
Нечиба, Т. и Уолш Р. Разрастание городов. Журнал экономических перспектив 18 , 177-200 (2004).
Кнаап, Г. и Тален, Э. Нью урбанизм и умный рост: несколько слов из академии. Международный региональный Science Review 28 , 107-118 (2005).
Лэнг, Р. За чертой города: офисный комплекс на юге Флориды. Брукингс Учреждение — Опрос Серия Центр о городской и столичной политике. ( 2003).
Проект «Открытые земли». Потеря земли: землепользование в район Чикаго, 1990-1998 . (Чикаго: Проект открытых земель, 1998 г.).
Пек, С. Планирование для биоразнообразия: проблемы и примеры. (Вашингтон округ Колумбия: Остров Пресс, 1998).
Пендалл, Р. До контроль за землепользованием вызывает разрастание? Окружающая среда и планирование B 26 , 555-571 (1999).
Портер,
Дуглас Р. и др. Практика устойчивого
разработка .
(Вашингтон
округ Колумбия: Институт городских земель, 2000 г.).
Юго-Восточная Район регионального планирования и экономического развития. Юго-Восточный Массачусетс : Видение 2020 и повестка дня на будущее . (Тонтон, Массачусетс: Юго-Восточный регион Планово-экономический район развития, 1999).
Сквайр,
Грегори Д. Разрастание городов и неровности
Развитие Метрополии Америки . В Разрастание городов: причины, последствия и меры политики . Эд Сквайрс,
Г. (Вашингтон, округ Колумбия: The Urban Institute Press, 2002).
Торренс,
Павел. Анналы Ассоциации американских географов 96 , 248–275 (2006).
Торренс, Пол М. и Альберти, Марина. Измерение разрастания . Бумага 27 изд. Лондон: Центр расширенного пространственного анализа, Университетский колледж. Лондон. (2000).
Цай,
Ю-Синь. Количественная городская форма: компактность против «разрастания». Городские исследования 42 , 141-161 (2005).
Песня, Ян. Модель умного роста и городского развития: сравнительное исследование. International Regional Science Review 28 , 239 (2005).
Чжан, Тингвэй. Особенности сообщества и городской разрастание: дело Чикаго столичный регион. Политика землепользования 18 , 221-232 (2001).Разрастание городов | Определение, примеры, проблемы, причины и альтернативы
городская застройка
Смотреть все медиа
- Похожие темы:
- город городская экосистема изменение окружающей среды
См. весь связанный контент →
Разрастание городов , также называемое Разрастание или Разрастание пригородов , быстрое расширение географической протяженности больших и малых городов, часто характеризующееся низкой плотностью жилых домов, одноразовым зонированием и возросла зависимость от личного автомобиля в качестве транспорта.
Разрастание городов отчасти вызвано необходимостью размещения растущего городского населения; однако во многих мегаполисах это связано с желанием увеличить жилую площадь и другие удобства для проживания. Разрастание городов коррелирует с повышенным потреблением энергии, загрязнением и заторами на дорогах, а также снижением самобытности и сплоченности сообщества. Кроме того, увеличивая физические и экологические «следы» мегаполисов, это явление приводит к разрушению мест обитания диких животных и фрагментации оставшихся природных территорий.
В период экономического процветания в Соединенных Штатах после окончания Второй мировой войны увеличение производства и новые федеральные кредитные программы позволили многим американским гражданам приобрести дома на одну семью и частные автомобили. В то же время продолжающиеся проекты дорожного строительства, в первую очередь создание системы автомагистралей между штатами в 1956 году, и другое развитие инфраструктуры позволили строить дома на земле, которая ранее была недоступна.
По сравнению с землей в городах пригородная земля была относительно недорогой, и дома, построенные на этой земле, давали своим жильцам больше места, чем жилища в центре города. Некоторые горожане переехали в пригород, чтобы вести образ жизни, который якобы был ближе к природе; однако другие переехали, чтобы избежать пробок, преступности и городского шума. Жители пригородов сохранили связь с городом через свои автомобили.
См. географическое расширение мегаполиса Лас-Вегаса с 1984 по 2009 г., продемонстрированное на космических снимках.
См. все видео к этой статье. , или пространственный след мегаполисов в Соединенных Штатах. По данным Бюро переписи населения США, причины разрастания городов в равной степени делятся между ростом местного населения и образом жизни. Например, между 1970 и 1990 г. мегаполисы на западе США (такие как Лас-Вегас, Невада, Сиэтл, Вашингтон и Солт-Лейк-Сити, Юта) испытали массовый приток новых жителей, что способствовало увеличению их индивидуального пространственного присутствия.
С другой стороны, в мегаполисах восточной и центральной части Соединенных Штатов относительно скромный прирост населения также сопровождался значительным пространственным ростом. Например, население мегаполисов Чикаго, Иллинойс, Канзас-Сити, штат Миссури, и Балтимор, штат Мэриленд, выросло на 1 процент, 16 процентов и 20 процентов, соответственно, между 1970 и 1990, но географическая протяженность каждой области увеличилась на 24%, 55% и 91% соответственно. Пространственное присутствие крупных городов Среднего Запада и Северо-Востока, таких как Детройт, штат Мичиган, и Питтсбург, штат Пенсильвания, увеличилось примерно на 30 процентов, несмотря на то, что за тот же период в городах наблюдалось сокращение населения. В течение многих лет считалось, что разрастание городов является исключительно американской проблемой; однако это явление наблюдается и в ряде других стран. Согласно данным, собранным в 2002 году Европейским агентством по окружающей среде, население части европейских стран увеличилось всего на 6 процентов между 1980 и 2000; однако пространственный след застроенных территорий в этих странах увеличился на 20 процентов.
Пространственные следы некоторых городских агломераций, таких как Палермо, Италия, значительно расширились с середины 1950-х до конца 1990-х годов. Население Палермо выросло на 50 процентов, но его пространственный охват увеличился за этот период на 200 процентов.
Во всем мире люди переезжают в города. По данным Отдела народонаселения ООН, 29 процентов населения мира проживало в городских районах в 1950. К концу 2000-х годов эта цифра увеличилась примерно до 49 процентов. В развитых странах эта доля была значительно выше. В Соединенных Штатах, например, городское население выросло примерно с 64 процентов в 1950 году до примерно 81 процента в 2007 году. Точно так же городское население Японии увеличилось примерно с 40 процентов до примерно 66 процентов за тот же период. Напротив, в менее богатых развивающихся странах проживает меньше городских жителей. В Индии, например, городское население увеличилось с 17 процентов в 19с 50 до примерно 29 процентов в 2007 году. Точно так же городское население Египта выросло с примерно 32 процентов до примерно 43 процентов за тот же период.
Существует множество факторов, способствующих разрастанию городов. Как видно из приведенных выше статистических данных, рост населения сам по себе не объясняет увеличения городской территории мегаполиса. Во многих случаях разрастание городов происходит в районах, где наблюдается сокращение численности населения, а в некоторых районах с растущим населением разрастание городов происходит незначительно, особенно в развивающихся странах. Экономический рост и глобализация часто называют основными макроэкономическими факторами разрастания городов; однако увеличение благосостояния, привлекательные цены на землю и жилье, а также стремление к большим домам с большим количеством удобств (таких как дворы, бытовая техника, места для хранения и уединение) играют важную роль на индивидуальном уровне. Многие эксперты также считают, что слабое градостроительное законодательство и одноразовое зонирование также способствуют разрастанию городов.
Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.
Строительство жилых домов, инженерных сетей и дорог в пригородах, а также доставка ресурсов пригородным жителям и рабочим являются неотъемлемыми составляющими валового национального продукта развитых стран. Поскольку большая часть роста в мегаполисе происходит на окраинах, туда направляется большое количество ресурсов и услуг. Строительство на «городской окраине» все больше характеризуется стандартизацией дизайна. Многие пригородные жилые массивы содержат похожие или идентичные модели, расположенные на участках с идентичными или почти идентичными характеристиками. Стандартизация снижает затраты, поскольку материалы (которые часто поступают из зарубежных источников) можно заказывать оптом, что ускоряет темпы строительства. Некоторые градостроители и социологи связывают эту тенденцию к стандартизации дизайна с растущим влиянием глобализации.
Многие градостроители утверждают, что современные законы о зонировании пригородов во многом способствовали разрастанию городов.
В Соединенных Штатах такие законы, как правило, основаны на зонировании одноразового использования – практике, которая ограничивает территорию развитием одного конкретного типа землепользования (например, жилого дома на одну семью, многоквартирного жилого дома, коммерческого, институционального и легкого промышленного). в попытке отделить «несовместимые» землепользования друг от друга. После того, как Верховный суд США подтвердил конституционность правил зонирования в Village of Euclid v. Ambler Realty Company (1926 г.), эта практика была в значительной степени принята американскими муниципалитетами. В результате решения суда термин Евклидово зонирование стал синонимом одноразового зонирования. Несмотря на благородные намерения евклидова зонирования, оно препятствует развитию пешеходных сообществ. Дома, построенные в глубине жилых массивов, расположены вдали от магазинов, школ и рабочих мест. В результате жители часто зависят от автомобилей. Напротив, в старых городских кварталах различные типы землепользования, как правило, перемежаются друг с другом.