История русской архитектуры и ее влияния на мир: от авангарда до современности – Афиша Daily
Архитектурный критик Мария Элькина специально для «Афиши Daily» рассказывает о глобально заметных явлениях в русской архитектуре XX и XXI веков и о том, стали ли они частью общемирового процесса.
Рассуждать о достижениях русской архитектуры настолько же сложно, насколько и полезно. Мысли о том, какое место она занимает в мире и что несет в своем характере, неизбежно перекликаются с мыслями о русской идентичности. А о ней нам в ближайшие годы предстоит много непростых разговоров. Глобально заметные явления в русской архитектуре XX и XXI веков не стоит труда перечислить.
Русский авангард, 1920-е и 1930-е годы
В первую очередь надо сказать, что русская архитектура оказала огромное влияние на формирование того, что принято называть современностью. Речь идет, конечно же, о русском авангарде — явлении, не исчерпавшем себя как источник вдохновения до сих пор, несмотря на несколько лет назад отмеченный столетний юбилей.
Это мощнейшее творческое течение существовало в двух ипостасях. С одной стороны, СССР был одним из редких мест на земле, где авангардную утопию всерьез пытались воплотить даже не в масштабе одного города, а в масштабе государства. От этой попытки остались не только памятники, многие из которых признаны архитектурными иконами — как, например, клубы Константина Мельникова. Советская застройка эпохи конструктивизма — это свидетельство мечты, потерпевшей крах. И чем больше с течением XX века недостатки модернизма как градостроительного проекта становилась очевидны, тем большую сентиментальную ценность обретали его ранние образцы.
С другой стороны, несмотря на размах стройки в молодом советском государстве и весь связанный с ней энтузиазм, русский конструктивизм остался в большей степени бумажной архитектурой, чем реальной. Парадоксально, но именно там, где авангардная архитектура была больше всего востребована практически, она сильнее всего стремилась выйти за рамки реализуемого.
Клуб им. Русакова или собственный дом Константина Мельникова — несомненные легенды архитектуры авангарда. Но воображаемая Башня Третьего интернационала Владимира Татлина, горизонтальные небоскребы Эль Лисицкого или архитектоны Малевича изменили архитектуру куда значительнее и узнаются лучше.
«Нереального» в архитектуре почти не бывает, русский конструктивизм на бумаге был хорошо рассчитанным визионерством. Его образы обрели форму и материал — иногда десятилетия спустя и часто в неожиданных местах. Архитектурные фантазии Казимира Малевича или Якова Чернихова влияли не только на современников, но и на звезд рубежа XX и XXI веков, в частности Рема Колхаса и Заху Хадид. Первая женщина — лауреат Прицкеровской премии ссылалась на работы русских художников как на непосредственный источник идей для проектов.
Бумажная архитектура, 1980-е годы
После короткого и яркого постреволюционного всплеска советская архитектура не то чтобы провалилась в небытие, но стала на карте мира скорее ценным периферийным явлением.
В каком‑нибудь красочном англоязычном альбоме «Главные здания XX века» может быть отведена страница одной из московских сталинских высоток только как любопытному артефакту и только в качестве дани уважения к разнообразию. В еще большей степени это относится к советскому позднему модернизму. Его любят фотографы, его достижения неизменно отмечают важные современные теоретики и деятели, однако сказать, что мировой послевоенной архитектуры не сложилось бы без Советского Союза, нельзя.
Следующим после авангарда удивительным для мира открытием России в 1980-е годы стала бумажная архитектура — фантазии Александра Бродского, Юрия Аввакумова, Ильи Уткина. Продукт внутренней эмиграции, они попали в острый резонанс с глобальной архитектурной повесткой: как будто бы оторванные от реальности образы предлагали смелые и парадоксальные ответы на самые неразрешимые вопросы современности. Правда, если советский конструктивизм был проектом отчасти, то бумажная архитектура была им до поры до времени от начала и до конца.
Ее несомненная ценность заключалась в том, что архитекторы западного и как будто свободного мира к тому времени стали заложниками прагматизма и соотнесения своих замыслов с заинтересованностью заказчика, приемлемостью для общества, полезностью для решения практических задач. Бумажная архитектура, созданная без надежды на реализацию, произвела впечатление тем, что мыслила вне рамок, то есть была архитектурой даже в большей степени, чем «настоящие» проекты. «Блуждающий театр» или «Музей исчезнувших домов» Ильи Уткина и Александра Бродского через попытку вырвать здание из бытового контекста обозначали вполне реальные сценарии будущего. Мобильность, сохранение наследия, утилизация старых зданий — чуть не самая актуальная часть профессиональной повестки сегодня.
Даже сегодня, когда российская архитектура влилась в глобальный процесс, в профессиональных кругах куда лучше узнают «бумажных» архитекторов, чем реальных. Именно потому, что первые добавили что‑то существенное к способу думать про города и здания, а это часто куда важнее, чем строить.
Продолжением проекта бумажной архитектуры стал фестиваль «Архстояние». Он эксплуатирует умение русских архитекторов производить шедевры в ситуации независимости от заказчика. В полудиких деревенских местах на расстоянии 200 километров от Москвы архитекторам дают возможность воплотить совершенно любой их замысел. Иконой фестиваля стала «Ротонда» Александра Бродского — деревянное круглое строение, двери в которое равномерно и часто распределены по единственной стене. Этакий памятник одиночеству архитектуры, ее забытому современным миром сакральному началу. В большинстве же своем объекты «Архстояния» менее вдохновенны, чем «Ротонда», и вместе составляют что‑то среднее между игрой-квестом и парком развлечений.
Архитектурная перестройка, 2000–2010-е годы
Последние тридцать лет русская архитектура пыталась решить две отчасти противоречащие друг другу задачи. С одной стороны, она стремилась догнать западноевропейскую в культуре создания и реализации проектов, влиться в глобальный профессиональный процесс.
С другой — под колоссальным давлением отставания стандартов и технологий нащупать идентичность. Здесь необходимо оговориться: отставание в стандартах не исключает блистательности отдельных проектов, мыслителей и мастеров. Архитектура — деятельность затратная и инертная. У нее очень длинный производственный цикл, и она зависима от большого количества людей, не заинтересованных в ней непосредственно, — от заказчиков и чиновников до производителей строительных материалов и сотрудников таможни.
Медленная и мучительная эволюция происходила не в области идей, а в сфере управления и технологий. В пользу этой точки зрения говорят самые известные стройки последних пятнадцати лет. Небоскребы Москва-Сити и «Лахта-центр» в Петербурге — здания, интересные с инженерной точки зрения куда больше, чем с творческой.
Если рассуждать с практических позиций, то главным итогом тридцатилетнего прогресса стало появление в России целого ряда архитектурных бюро, чья работа никогда не становится хуже средней.
И это важнее отсутствия на сегодняшний день среди них несомненных звезд или визионеров планетарного масштаба. Сравнительно молодые бюро научились делать реставрации исторических зданий деликатно и с хорошим вкусом. Они выигрывают международные конкурсы иногда так же легко, как российские, публикуют проекты на англоязычных площадках. Важен и количественный аспект: в Москве больше сотни «молодых» офисов, которые так или иначе на слуху. В Петербурге, где по-прежнему имеют влияние представители профессионально слабого союза архитекторов, ситуация, к сожалению, хуже. Небольшие бюро, основанные архитекторами младше сорока лет — скажем, Kosmos и Za Bor из Москвы или «Циркуль» из Петербурга, — имеют за плечами ощутимое количество реализованных серьезных проектов, не всегда только в России.
Здесь, с одной стороны, трудно говорить о влиянии, оно не выражено однозначно. С другой стороны, было бы еще более наивно отрицать его. Главный положительный итог глобализации архитектурной профессии заключается в том, что она порождает очень быстрый обмен знаниями и идеями и любой ее участник влияет на остальных.
Урбанистическая перестройка, 2010-е
Благоустройство Москвы и программа создания общественных пространств в Казани — самые заметные свидетельства осмысления города как места обмена и общения в современной России, но далеко не единственные. Начало этой революции символизировали реконструкция парка Горького и открытие института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка». К знаковым проектам стоит отнести не только «Зарядье» в Москве, набережную озера Кабан в Казани и Новую Голландию в Петербурге, но и, скажем, парк «Швейцария» в Нижнем Новгороде. А самый ценный положительный эффект достигается тогда, когда проект реализуется на периферии не очень опытным бюро. Как, например, парк в городе Кукмор с населением меньше 20 тысяч человек, который сделали победители Первой молодежной архитектурной биеннале в Казани. И даже то обстоятельство, что часто создание общественных пространств понимается как формальная бюрократическая задача, не отменяет важность произошедшего тектонического сдвига.
Главное достижение прошедшего с тех пор десятилетия — изменение нормы в сторону большей открытости, понимания города как фабрики эмоций и впечатлений. Норма хороша тем, что влияет не только на чиновников, реализующих программы благоустройства, но и на девелоперов, владельцев кафе, директоров музеев. Поставить пару столиков напротив своего заведения теперь хороший тон, а не наглость. Взрослые люди без стеснения стоят в очереди, чтобы покататься на качелях на Триумфальной площади в Москве или набережной Карповки в Петербурге. Выставочный зал Манеж в Петербурге выигрывает конкуренцию по части популярности у публики у больших музеев благодаря созданию не только вокруг, но и внутри выставок непринужденной атмосферы.
Урбанистическая перестройка в России была создана под влиянием внешнего мира, она сознательно ориентировалась на опыт других городов. Вместе с тем она сделала и российские города источником опыта, который можно передать. Говорить о его содержании, вероятно, пока слишком рано: хочется верить, что процесс только начался.
Как можно обобщить такой разноплановый опыт русской архитектуры последних ста лет?
Весь опыт русской архитектуры последних ста лет так или иначе отмечен стремлением к свободе.
Русский авангард отличался от созвучных ему направлений в других странах невероятной художественной образностью. То же относится и к бумажной архитектуре 1980-х. Дефицит денег и технологий, нередко сопровождающий русского архитектора, не способен ограничить полет фантазии.
Молодые архитектурные бюро появились как оплот противостояния косности и неумелости постсоветского профессионального истеблишмента. Что есть башни Москва-Сити и особенно «Лахта-центр», как не манифестация нерациональной вседозволенности? Превращение советского парка Горького в дружелюбное пространство потребления, где каждый волен удовлетворять свои желания, похоже на запоздалую манифестацию ценностей революции 1991 года.
Институт «Стрелка» как интеллектуальная площадка первые несколько лет выглядел смело даже по меркам приглашенных иностранных звезд.
Два этажа реконструированного петербургского Манежа — это просто очень хорошо технически оснащенные площадки, которые дают возможность авторам каждой следующей экспозиции создавать то пространство, которое им захочется.
Свобода для русской архитектуры — и есть главный потенциал. Но его реализация требует терпения, точности, колоссальной внутренней дисциплины на уровне общества и возможности обмена опытом с коллегами со всего мира. Свобода не столько отсутствие ограничений, сколько умение ими искусно жонглировать. Чтобы стать собой в полной мере, нужно хорошо освоить собственную противоположность.
расскажите друзьям
люди
Юрий АввакумовСергей ТретьяковРем КолхасКонстантин МельниковИлья Уткин
архитектура петербургского авангарда: 7 шедевров
В Петербурге, в столь высокой концентрации архитектурного волшебства, редко обращаешь внимание на что-то построенное меньше жалкой сотни лет назад, а пункт «знакомство с архитектурой авангарда» очень незаслуженно болтается где-то в глубине второй половины списка причин для посещения северной столицы.
Так сложилось, за конструктивизмом — в Москву, в Екатеринбург, в Новосибирск, наконец, а, между тем, именно Петербург — второй город России по количеству авангардистских зданий.
Собрали для вас компактный список шедевров архитектуры авангарда, которые стоит включить в свой следующий маршрут по городу.
1. ВОДОНАПОРНАЯ БАШНЯ ЗАВОДА «КРАСНЫЙ ГВОЗДИЛЬЩИК»
Один из самых ярких примеров ленинградского авангарда и единственный реализованный проект советского архитектора и теоретика конструктивизма Якова Чернихова.
Во время своего визита в Петербург, Заха Хадид, которая являлась поклонницей творчества Якова Георгиевича, просила отвезти её именно к этому сооружению.
Шедевром «папы конструктивизма» придётся любоваться со стороны — внутрь без угрозы для жизни не попасть, так как памятник архитектуры который год находится в аварийном состоянии. В непосредственной близости от него идёт строительство жилого комплекса, владельцы которого обещают взять на себя и реставрацию башни.
Надеемся и верим, что, когда славный момент реставрации настанет, здание ещё будет подлежать восстановлению.
2. ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ РАБОТНИКОВ СВЯЗИ
Судьба этого памятника авангарда связана со множеством превращений: из построенной в 1862 году Немецкой реформатской кирхи — в общежитие, а затем, после полной перестройки здания в 30-е годы в стиле позднего конструктивизма, — в Дом культуры, ещё несколько позже — в Дворец культуры работников связи.
В 80-х годах 20 века в зале ДК играли свои концерты Аквариум, Кино, Зоопарк и другие звезды ленинградского рок-клуба.
Лучший вид на памятник конструктивизма со спорной историей открывается с воды, но в настоящий момент (из-за аварийного состояния) большая часть здания прикрыта унылыми фасадными сетками. Внутри —региональный учебный центр Почты России.
3. СИЛОВАЯ ПОДСТАНЦИЯ ФАБРИКИ «КРАСНОЕ ЗНАМЯ»
Единственное здание в нашей стране, к строительству которого причастен известный немецкий архитектор Эрих Мендельсон.
Об архитектурной значимости сооружения для советского периода говорит и тот факт, что светлый образ силовой подстанции был изображен на обложке путеводителя по Ленинграду 1933 года.
В 2009 и 2010 годах помещения неработающей фабрики пытались приспособить под выставочные пространства, в стенах подстанции проводились фестивали современного искусства и перформансы, сейчас же здание находится в аварийном состоянии, а проход на его территорию закрыт. Окончательное решение о реставрации шедевра авангарда пока не принято, и силовая подстанция продолжает разрушаться.
4. БАНИ «ГИГАНТ» (УШАКОВСКИЕ БАНИ)
Некогда самые большие бани в Ленинграде располагаются в самом конструктивистском районе Петербурга – недалеко от станции метро Нарвская. Вдохновившись архитектонами Малевича, Никольский вместе со своими учениками создал редкий пример супрематистского конструктивизма, «машину чистоты», пропускающую до 4000 человек в день.
Из-за постоянных перестроек и отвратительного отношения к памятнику авангарда, от былого величия здания мало что осталось. Если осмотра снаружи не будет достаточно, и вы решитесь зайти внутрь, будьте осторожны и готовы ко встречам — помещения бань пользуются большим успехом у местных бездомных.
5. ЖИЛОЙ КВАРТАЛ РАБОЧИХ ПУТИЛОВСКОГО ЗАВОДА
Осмотр уютных трёх-/четырехэтажных домиков на Тракторной улице с узнаваемыми полуарками и зелеными дворами разумно совместить с посещением вышеупомянутых бань «Гигант». Попасть внутрь домов можно лишь напросившись в гости к жильцам.
К слову, если изучение петербургского авангарда захватит вас окончательно, то сложно найти часть города более для этого благоприятную, чем район станции метро Нарвская — в непосредственной близости друг от друга в 20-30-е годы здесь возвели целый ряд знаковых для эпохи авангарда сооружений: Кировский универмаг, Дом технической учёбы, ДК им.
6. КРУГЛАЯ БАНЯ «ШАЙБА»
Очередное здание из нашего списка знаковых сооружений архитектуры авангарда, одним из авторов которого является Александр Никольский, находится в весьма нетуристическом районе.
Однако тем, кто любит коллективные банные процедуры не меньше архитектуры, будет приятно узнать, что это редкое сооружение по сей день успешно выполняет первоначальные функции. Баня, к слову, не закрывалась даже в суровые дни блокады Ленинграда.
7. ВЫБОРГСКАЯ ФАБРИКА-КУХНЯ
Фабрика-кухня, наряду с домом-коммуной и избой-читальней, является уникальным сооружением, присущим исключительно периоду 20-30-х годов прошлого века.
Одна из самых больших в Ленинграде, фабрика-кухня Выборгского района представляла особый интерес тем, что состояла из двух корпусов – производственного и торгово-обеденного, а проект крыши предусматривал возможность разместиться на открытом воздухе во время обеда.
До появления Гренадерской улицы Выборгская фабрика-кухня находилась на территории Сампсониевского сада, что позволяло посетителям отправиться на прогулку сразу после трапезы.
Сейчас парк от здания отделяет поток машин, а внутри располагаются магазины и офисы.
В Петербурге ещё немало объектов, которые будут интересны для влюбленных в архитектуру авангарда, но мы решили сперва остановиться на этих семи, как наиболее вдохновляющих нас самих, — в том числе на создание предметов. Так формы оконных проемов и другие конструктивные элементы водонапорной башни «Красный гвоздильщик», силовой подстанции «Красное знамя», бань «Гигант» и Выборгской фабрики-кухни послужили прообразами для функциональных элементов настенного органайзера «Невидимый авангард», а форма зданий Дворца культуры работников связи и круглой бани «Шайба» — для предметов канцелярского набора «Русский авангард».
скетчи, фотографии и текст — Нася Коптева и Саша Браулов | пожалуйста, обратите внимание, что любое использование материалов без письменного разрешения авторов запрещено.
Путешествие по России: Архитектура авангарда в Москве
В начале 1920-х годов политические события в недавно созданном Советском Союзе создали среду для радикальных инноваций в архитектурном дизайне. Многие проекты остались на бумаге, но к 1925 году был предпринят ряд крупномасштабных экспериментальных проектов, несмотря на серьезные ограничения инженерных технологий. Параллели с авангардными движениями в Европе и США привели к международному обмену идеями в области архитектурной теории.
Наиболее значительным проявлением советского авангардного дизайна 1920-х годов был конструктивизм, представленный Организацией современных архитекторов. С тех пор «конструктивизм» использовался как общее обозначение модернистской архитектуры в Советском Союзе, хотя были выдающиеся архитекторы-авангардисты, такие как Константин Мельников, которые отвергли этот ярлык. В начале 1930-х годов советский режим заменил модернизм консервативными подходами к дизайну, основанными на историцистских моделях, таких как неоклассицизм.
Тем не менее, некоторые конструктивистские проекты продолжались до конца 19 века.30 с. Эта подборка фотографий представляет собой обзор некоторых наиболее важных примеров Москвы, центра советской архитектуры авангарда.
Следующие изображения взяты из коллекции почти 149 000 цифровых изображений, негативов и фотографий России, подаренных ученым и фотографом Уильямом Крафтом Брумфилдом.
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Владимир Шухов, Шуховская радиовышка, 1920–1922. Цветной слайд, 1994 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Дэвид Коган, Артур Лолейт и др., Здание Моссельпрома, 1925 г. Оригинальное здание Николая Струкова, 1913 г. Цветной слайд, 1996 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Борис Великовский, Дом Госторга, 1925–1927.
Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Борис Великовский, Дом Госторга, 1925–1927 гг. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Григорий Бархин, здание «Известий», 1925–1927 гг. Цветной слайд, 1984 г., авторское право William Craft Brumfield 9.0003
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Моисей Гинзбург, Доходный дом Госстраха, 1926 г. Цветной слайд, 1994 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Автобусный гараж Leyland, главный фасад, 1926–1927 гг.
Цветной слайд, 1994 г., авторское право William Craft Brumfield 9.0003
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Автобусный гараж Leyland, задний фасад, 1926–1927 гг. Фотография 1994 г., авторское право William Craft Brumfield
. Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Автобусный гараж Leyland, интерьер, 1926–1927 гг. Фотография 1994 г., авторское право William Craft Brumfield
. Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Илья Голосов, Дом культуры им. Зуева, 1927–1929 гг. Цветной слайд, 1980 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Илья Голосов, Дом культуры им.
Зуева, 1927–1929 гг. Цветной слайд, 1980 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, Жилой дом Наркомфина, Москва-река фасад, 1928–1930. Цветной слайд, 1980 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, Доходный дом Наркомфина, главный фасад, 1928–1930 гг. Цветной слайд, 1984 г., авторское право William Craft Brumfield
. Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, Жилой дом Наркомфина, вид сбоку, 1928–1930. Цветной слайд, 1984 г., авторское право William Craft Brumfield
.
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, Доходный дом Наркомфина, вид сбоку, 1928–1930 гг. Цветной слайд, 1994 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, Жилой дом Наркомфина, интерьер, парадный коридор, 1928–1930. Цветной слайд, 1984 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Моисей Гинзбург и Игнатий Милинис, Доходный дом Наркомфина, служебный корпус, главный фасад, 1928–1930 гг. Цветной слайд, 1984 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Ле Корбюзье, Здание Центросоюза, зрительный флигель (слева) и офисный блок, 1928–1936 гг.
Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Ле Корбюзье, Здание Центросоюза, главный фасад, 1928–1936 гг. Цветной слайд, 1979 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Иван Николаев, Студенческий поселок (Дом коммуны на ул. Орджоникидзе), общежитие, 1929–1930. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Иван Николаев, Студенческая деревня (Дом коммуны), общежитие, главный фасад, правый угол, 1929–1930 гг. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Иван Николаев, Студенческий городок, вид во двор, санитарный блок (слева) и вход в учебный блок, 1929–1930 гг.
Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Иван Николаев, Студенческая деревня, Санблок, интерьер, пандус, 1929–1930 гг. Цветной слайд, 1994 г., авторское право William Craft Brumfield
Внутренний вид пандуса между общежитием и санитарным блоком. Подобно Ле Корбюзье (в здании Центросоюза), Николаев предпочитал лестницам пандусы в качестве прохода, связывая в данном случае два основных компонента своей Студенческой деревни с Текстильным институтом.
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Иван Николаев, Студенческая деревня, Социальный блок, 1929–1930 гг. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Иван Николаев, Студенческая деревня, Учебный корпус, задний фасад, 1929–1930 гг.
Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Дом Константина Мельникова, вид со стороны Кривоарбатского переулка, 1927–1929 гг. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Дом Константина Мельникова, вид сзади, 1927–1929 гг. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Дом Константина Мельникова, гостиная, парадное окно, 1927–1929 гг. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Дом Константина Мельникова, гостиная, парадное окно, 1927–1929 гг.
Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Гараж для грузовиков, Новорязанская улица, 1929. Цифровое изображение, 2018, авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Гараж Госплана, 1936 г. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Клуб Фабрики Свободы, 1929. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
. Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, клуб «Фабрика Свобода», задний фасад, 1929 г.
Цифровое изображение, 2018 г., авторские права William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Клуб Дорхимзавод, 1929 г. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Дом культуры завода «Каучук», 1929 г. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Дом культуры завода «Каучук», 1929 г. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Дом культуры Русакова, 1929 г.
Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Константин Мельников, Дом культуры Русакова, боковой фасад, 1929 г. Цветной слайд, 1980 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Семен Пен, Клуб Красной Пролетарской Типографии, 1930. Цифровое изображение, 2018 г., авторское право William Craft Brumfield
. Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Пантелеймон Голосов, Дом Правды. Архитектор, 1930–1934 гг. Цветной слайд, 1990 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Александр Веснин, Виктор Веснин и Леонид Веснин, ДК им.
Лихачева, 1930–1937. Цветной слайд, 1994 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Александр Веснин, Виктор Веснин и Леонид Веснин, ДК им. Лихачева, интерьер, главный вестибюль, 1930–1937 гг. Фотография, 1994 г., авторское право William Craft Brumfield
Путешествия по России: Архитектура авангарда в Москве
Иван Фомин, Наркомат путей сообщения, 1932–1938. Цветной слайд, 1994 г., авторское право William Craft Brumfield
Щелкните слайд выше, чтобы просмотреть увеличенное изображение и подробное описание (всего 43 изображения).
Как архитектурный авангард стал истеблишментом. сценарий следующий: Че Геварра и небольшая группа повстанцев приближаются к дворцу диктатора. Они выбивают дверь и требуют встречи с ним. «Революция для народа! Долой тиранию!» Через несколько минут дверь открывает маленький лысый мужчина.
Он передает Геварре ключи. «Вот, Че, страна в твоем распоряжении. Удачи.”Хотя эта история кажется нелепой, именно это и произошло после выставки авангардных архитектурных рисунков в Музее современного искусства в 1988 году. Как описывает события, связанные с выставкой «Деконструктивистская архитектура», Джозеф Джованнини в своей впечатляющей книге « Архитектура без границ». : Век подрывного авангарда , небольшая неопытная группа «бумажных архитекторов» получила ключи от королевства. К их изумлению, мало зная об архитектуре, они начали возводить здания по всему миру. Их ученики стали деканами крупных архитектурных вузов. Они поднялись на самые высокие уровни общественного и академического руководства. Они продолжают влиять на профессию и сегодня.
Революция, которая произошла после того, как Филип Джонсон организовал свою последнюю выставку в Музее современного искусства в возрасте 82 лет, была не менее важной, чем та, которую он устроил 56 лет назад, и не менее полемической.
В 1932 году выставка International Style представила крайне искаженную интерпретацию событий в Европе 1920-х годов, ложно провозгласив триумф модернизма, проиллюстрировав несколько подобных проектов малоизвестных в США архитекторов. Среди них были Ле Корбюзье, Вальтер Гропиус , Людвиг Мис ван дер Роэ, Марсель Брейер, Дж.Дж. П. Уд и Алвар Аалто относительно немного построили похожий язык, но были сгруппированы и представлены так, как если бы они были доминирующими фигурами на континенте (настоящую историю см. в моем предыдущем обзоре здесь). Джонсон начал многолетнюю роль влиятельного посредника для архитекторов и кураторов, воспользовавшись успехом выставки.
Точно так же Заха Хадид, Рем Колхас, Даниэль Либескинд, Вольф Прикс, Гельмут Свичинский и Бернар Чуми были молодыми головорезами, большинство из которых посещали школу Архитектурной ассоциации в Лондоне в 1970-х и 1980-х годах — своего рода игровая площадка для заумных теоретиков и чудаков.
. Джонсон и выбранный им куратор из Новой Зеландии Марк Вигли не предъявляли таких претензий к своим героям, просто связывая их с французским постструктуралистским литературным движением, исчерпавшим себя к концу XIX в.80-е: деконструкция. Ее лидер, Жак Деррида, подружился, но соперничал с Питером Эйзенманом, настоящей силой, стоящей за выставкой. «Независимо от того, было ли шоу в Музее современного искусства успешным у критиков, — пишет Джованнини (и он утверждает, что это не так), — оно взорвало профессию и с поразительной скоростью разрушило постмодернистское здание, отправив его в тень».
Джованнини, который освещал шоу для журнала New York Times Magazine и нашел его проблематичным, начинает свою книгу во время парижских студенческих демонстраций 19-го века.68, когда он жил там как аспирант литературного факультета. После участия в «подрывных авангардных» событиях он уехал из Парижа, чтобы изучать архитектуру в Гарварде. Он начал писать для журналов как раз тогда, когда ветер перемен привлек внимание лидеров культуры по обе стороны Атлантики к «альтернативной архитектуре».
Сообщая как из Лос-Анджелеса, так и из Нью-Йорка, Джованнини находился в комнате, где это происходило с тех пор и по сей день, и вел очень подробные записи. Его книга объемом более 800 страниц мало что оставляет воображению; тут все, от русских конструктивистов до Обнаженный город и ситуационисты. Иллюстрации действительно потрясающие, многие цветные и оформлены в наклонном макете, который действительно поддерживает текст. Rizzoli превзошла сама себя, и автор создал свой великий опус.
В части 1 этого обзора я расскажу эту историю, не указывая на слабые стороны книги, так как считаю, что ее есть за что похвалить. Во второй части я объясню, почему в 21 веке архитекторы, которых он прославляет, не должны отвечать за застроенную среду, которую люди должны перепроектировать, если наша планета хочет избежать климатической катастрофы. Подобно модернистским создателям формы, они в конце концов продались капитализму поздней стадии и культурной элите.
Текст настолько обширен и богат подробными описаниями ключевых событий за четыре десятилетия, что любой, кто интересуется культурной историей рубежа веков, должен относиться к нему очень серьезно.
Автор взял интервью у всех ключевых игроков, часто как журналист, пишущий об отдельных проектах, но также и как устный историк. У него был доступ ко всем крупным фирмам, работавшим во времена расцвета искривленного титана, взрывов осколков, блобитектур, параметризма и антиутопий виртуальной реальности. Он назвал бы их разрушительными, наклонными, трансгрессивными, аберрантными и авангардными — с его точки зрения, все это хорошо для архитектурного искусства, когда они появляются. Пациентов отпустили в приют, который может сыграть роль в кино или романе, но не в общественной архитектуре.
Главные герои этого фильма, похожего на Годара, были все из центрального кастинга: замученный еврей-агностик из Ньюаркского района Филипа Рота; безродный швейцарский философ и студент-радикал; музыкальный вундеркинд из польско-американской семьи, такой как Уорхол; богатая избалованная иракская принцесса с глазами Леонардо; язвительный голландский студент-кинематографист, главной целью которого было написать порно для Расса Мейера в Голливуде; и два австрийских знатока рок-гитары, которые хотели сжечь габсбургскую Вену.
Ах да, и помятый приветливый человечек из Лос-Анджелеса, перевернувший архитектуру в Бильбао с ног на голову.
Это Звездные архитекторы, которым мы поклоняемся сегодня, не понимая их пути от аутсайдеров до идейных лидеров. Джованнини рассказывает предысторию каждого из них с захватывающими экскурсами в карьеры их наставников, вдохновителей и сообщников в Европе и США. Это дикая поездка для читателя, и она доставляет удовольствие, если игнорировать историческую близорукость, стоящую за вещами этих архитекторов. используются в качестве корма для их работы. Между строк можно различить образец лингвистического запутывания, который отслеживает политический и социальный упадок, происходящий в этот неспокойный период, дугу от Рейгана до Трампа.
Мы узнаем, что Бернар Чуми, хотя и обучался в Швейцарской высшей технической школе в Цюрихе, читал Жоржа Батая и мечтал стать философом, подобно Ролану Барту и Мишелю Фуко. Осторожный политик, он объединился с покровительницей концептуального искусства Роуз Ли Голдберг, чтобы добиться признания как на арт-сценах Лондона, так и Нью-Йорка.
Он также заимствовал тексты и идеи постструктуралистских мыслителей, не беспокоясь о плагиате, создавая работы, которые ловко накладывали одну сухую концепцию поверх другой, радуясь их несовместимости.
Очевидно, он поссорился в АА с другим архитектором и культурным критиком, Ремом Колхасом, чья жена была трансгрессивной художницей и музой, представленной в Бредовом Нью-Йорке , студенческом проекте, который стал популярной книгой. К его чести, голландский архитектор учился в Корнелле и вместе с коллегами из Лондона открыл настоящую прибыльную дизайнерскую фирму (Office for Metropolitan Architecture). Они были первыми, кто создал настоящие здания, а некоторые из них представили пространства и концепции, которые обогатили их программы и сайты. Если соперничество было таким горячим, как утверждает Джованнини, возможно, OMA стала более смелой и «подрывной» после 19-й88 Выставка MoMA в ответ на мгновенную славу Чуми. Действительно, участие OMA в этой выставке было своего рода троянским конем, не предназначенным для связи с другими.
Заха Хадид была протеже Колхаса в АА и сразу же вызвала ажиотаж своими возмутительными риффами о конструктивистских коллажах, проунах и скульптурах. Хотя русский авангард хорошо известен как предшественник модернизма, он просуществовал всего 20 лет, прежде чем был подавлен Сталиным. Лондонский факультет Элвина Боярского, похоже, заново открыл для себя Казимира Малевича, Эль Лисицкого и их радикальных единомышленников в XIX веке.80-х, и получили более широкий доступ к своей работе после падения железного занавеса. Удивительные способности Хадид к рисованию дали ей возможность подражать и превращать супрематическое искусство в странные, манящие архитектурные фантазии.
Хотя Даниэль Либескинд был американцем, он тоже присоединился к факультету АА в конце 1970-х годов, перенимая «агрессивные» идеи от своих беспокойных коллег. Большинство художественных движений катализируются среди членов творческого кружка, подобного тому, который развивался там параллельно с постмодернизмом в США.
Все злые молодые (женщины) мужчины в Архитектурной ассоциации нацеливались на заезженные, лаконичные мизийские коробки с их взрывающимися, режущими формами. Либескинд создал несколько необычных, хаотичных рисунков, когда возглавлял программу Крэнбрука в Мичигане, провозглашая свою независимость от любых упорядоченных сеток или систем и выступая за «открытую архитектуру».
Wolf Prix и Хельмут Свичинский из Coop Himmelb(l)au находились под влиянием основателя «акционизма» Венского технического института Гюнтера Фейерштейна. Они выступали за радикальные изменения в городских учреждениях и использовали партизанскую тактику для достижения своих целей. Подобно взрывным студенческим движениям 1960-х годов, их архитектура была бы разрушительной, даже насильственной, когда они добавляли к существующему зданию или делали внутреннюю инсталляцию.
Фрэнк Гери и Питер Эйзенман, два пожилых американца, представленные на выставке в Музее современного искусства, к 19 годам добились больших успехов в своей карьере.
88. Эйзенман уже был связан с «нью-йоркской пятеркой» и с Филипом Джонсоном благодаря своему посту директора Института архитектуры и городских исследований. Когда Джонсон закрыл IAUS в 1985 году, Эйзенман искал свежие идеи и место, которое могло бы окупить арендную плату в его нью-йоркском лофте. Книги и брошюры, хоть и смелые, не привлекали к себе должного внимания — ему нужно было что-то взрывное. Должно быть, это было больно, когда его друг, Майкл Грейвс, стал сенсацией за одну ночь со своим зданием в Портленде, якобы переданным ему Джонсоном, поскольку оба были на волне постмодерна.
Подобно Эйзенману и Джонсону, он [Гери] свернул, чтобы присоединиться к новым ребятам, когда увидел, что приливы и отливы меняются, почти не ожидая цунами.
Гери присоединился к группе как друг Питера, не обязательно потому, что он верил в «теории», исходящие от Вигли, Чуми и др. Он десять лет работал в окопах, проектируя торговые центры, гаражи и корпоративные апартаменты для крупных застройщиков.
Всегда привлекаемый арт-сценой, он решил в 80-х, что ему нужно расшевелить клетки провокационными работами. Его реконструкция голландского колониального дома для его семьи и несколько других небольших проектов сделали его известным, но, вероятно, поместили его в лагерь больше с Джеймсом Уайнсом, чем с Клодом Парентом (второстепенным французским архитектором, которым восхищались некоторые в группе). ). Подобно Эйзенману и Джонсону, он свернул, чтобы присоединиться к новым ребятам, когда увидел, что приливы и отливы меняются, почти не ожидая цунами.
Итак, как ловко объясняет Джованнини, маловероятная группа незваных гостей взорвала банкет и украла еду и напитки. Их переворот не произошел в одночасье, а имел предшественников в Европе и США. В книге рассматриваются эти и многие сопутствующие движения и события, некоторые из которых имеют прямое отношение к основному повествованию, а некоторые — в меньшей степени. Автор попадает в цель, описывая литературу, перформанс и французскую постструктуралистскую философию, но менее уверен в себе, когда обсуждает раннемодернистский авангард в Европе или действительные мотивы, вызвавшие негативную реакцию против корпоративного модернизма в XIX веке.
60-х и 1970-х годов. Он склонен сваливать всю нетрансгрессивную (до 1980-х) архитектуру в одну большую кучу, игнорируя очевидные различия между своими противниками. Его интермедии о ключевых фигурах отца — Клоде Пэренте, Леббеусе Вудсе и Манфреде Вольф-Плоттегге — занимательны, но не совсем убедительны. Вудс не имел ничего общего с двумя европейцами и ненавидел выставку DeCon.
Обширный текст и иллюстрации содержат больше, чем необходимо для разъяснения истории, теории и странных обстоятельств, которые дали нам современную архитектуру в том виде, в каком мы ее понимаем сегодня. Джованнини, который мог издать книгу 15 лет назад, решил добавить два раздела о влиянии цифровой графики и компьютерного дизайна. Это было мудро, поскольку эти технологии, наряду с достижениями в области материаловедения и инженерии, позволили создать некоторые из наиболее возмутительных конструкций, появившихся во второй волне сторонников искажения пространства и массы — таких фигур, как Грегг Линн, Жан Нувель, Том Мейн.